Иван Панин | Ivan Schoults: мая 2009

пятница, мая 29, 2009

40 дней

Эти тяжелые дни... Ты знаешь, жизнь превратилась в ожидание. Конечно, могут быть ещё разные события, но дело в том что в общем люди, человеки мне не нравятся... Я никого не люблю, в том смысле что значит слово ЛЮБОВЬ! Есть накопление позитива среди близких мне людей, но одно из смыслов слова ЛЮБОВЬ как раз и есть готовность отречения от всего остального и стремление только к одному Любимому... Так вот люблю я отца, моего папочку, наилучшего человека которого я повстречал на Земле... Ты знаешь, он всегда призывал меня более обращать внимание на это человеческое, разлитое кругом жизни людей, то традиционное и житейское которое наполняет в основном нашу жизнь. Мне более интересно размышлять с позиции существа многого незнающего, впервые появившегося здесь. Это сравнимо с походом в кино - вот фильм уже сделали, это скорее всего самое интересное здесь, отец предлагает его просмотреть с вниманием... А меня ещё интересуют зрители, их реакции, оборудование кинотеатра... Ну кароче, люди в сравнении с гениальными произведениями, обрисовывающими горизонты развития и человечности, и качеств людских - в основной своей массе недоразвиты. И зачем мне вокруг 6 миллиардов? Я и с тысячей-то не смогу как следует познакомиться. А вот отец примиряет меня с людской породой, раз уж она смогла произвести столь близкого мне и любимого человека - значит есть ещё потенциал. А так суета живущих мне не нравится, будто вечны они и разъедает их глупость и очевидное мещанство. Одиноко мне среди нелюбимых кусков мяса, ну да накормлю свой мозг своими придуманными проектами, поездками на велосипеде, геокэшингом, может с тобой займусь под настроение... Но ужасно потерять папу, ребенка и жену можно сделать новых, потерпеть несколько лет до обретения ими благородной выдержанной ценности. А тут такая глыба опыта и долговременного общения ушла... Очень мне его нехватает, всё что делал - обсуждал с ним, и теперь надо искать новый стимул, потому как самое главное было поделиться с папой...

понедельник, мая 18, 2009

Garmin Oregon 200 - осваиваю, восторг!

С 2000 года у меня был Garmin E-map, я его купил просто чтобы был, ещё до занятий геокэшингом. Но карты смотреть было неудобно, маршрутизации не было, для России вообще карт ещё не было... Расколол я его в 2004 и купил взамен Garmin Foretrex 101, для геокэшинга в России - самый оптимальный прибор! И вот теперь захотелось карт в приборе - закупил Oregon - какой же это прогресс по сравнению с E-map, удивительно!

Garmin Oregon 200

пятница, мая 15, 2009

Выдержки из лекции Григория Померанца "История России в свете теории цивилизаций"

Россия – страна, развивавшаяся на перекрестке субглобальных цивилизаций и испытавшая глубокое влияние, по крайней мере, трех, а отчасти даже четырех. Одно влияние ломало другое, но не могло его совсем сломить, и возник своего рода слоеный пирог из разных сортов теста. Что это дало психологии русского человека? Я приведу три отрывка из сочинений писателей, обладавших исторической интуицией. Первые два отрывка из “Игрока” и “Подростка” Достоевского, а третий – цитата из размышлений Синявского в лагере, взятая из его “Голоса из хора”:

"Я, пожалуй, достойный человек, - говорит Алексей Иванович, - а поставить себя с достоинством не умею. Вы понимаете, что так может быть? Да все русские таковы, и знаете почему: потому что русские слишком богато и многосторонне одарены, чтоб скоро приискать себе приличную форму. Тут дело в форме. Большею частью мы, русские, так богато одарены, что для приличной формы нам нужна гениальность. Ну, а гениальности-то всего чаще и не бывает, потому что она и вообще редко бывает. Это только у французов и, пожалуй, у некоторых других европейцев так хорошо определилась форма, что можно глядеть с чрезвычайным достоинством и быть самым недостойным человеком. Оттого так много форма у них и значит".

“У нас создался веками какой-то еще нигде не виданный высший культурный тип, которого нет в целом мире. Нас может быть всего тысяча человек, может, более, может, менее, но вся Россия жила лишь пока для того, чтобы произвести эту тысячу. Один лишь русский даже в наше время, т.е. гораздо раньше, чем будет подведен всеобщий итог, получил способность становиться русским именно лишь тогда, когда он наиболее европеец. Это и есть самое существенное национальное различие наше от всех. И у нас на этот счет как нигде. Я во Франции – француз, с немцем – немец”. Об этой одинокой русскости Достоевский писал и от собственного лица в своем дневнике, говоря о всемирной отзывчивости.

Синявский подхватывает и сплетает оба мотива, чувство неловкости человека, перегруженного информацией, принятой в душу, и чувство гения, взлетающего над ограниченностью штатного европейца: француза, немца, англичанина. Русскую широту Синявский выводит из Святого Духа, который веет, где хочет, но особенно свободно в России именно потому, что она так и не сложилась в устойчивую замкнутую форму, потому что в ней много метафизических щелей. Картины, которые он рисует, выводят нас из области индивидуальной психологии и дают целостный образ народа, создают нечто вроде идеального типа русской истории: “Религия Святого Духа как-то отвечает нашим национальным физиономическим чертам — природной бесформенности (которую со стороны ошибочно принимают за дикость или за молодость нации), текучести, аморфности, готовности войти в любую форму... нашим порокам или талантам мыслить и жить артистически при неумении налаживать повседневную жизнь как что-то вполне серьезное...”

И только у немногих есть вера, что сами пороки нашей страны имеют достоинство вызова, достоинство, просто не дающее спокойно спать. Митрополит Сурожский однажды процитировал Ницше: “Тот, в ком нет хаоса, никогда не родит новую звезду”. Возможности культуры, развивающейся на перекрестке субглобальных цивилизаций, не исчерпаны. Была бы только не исчерпана воля искать в своей суете колодца в глубину, часов созерцания, как находил Синявский в лагере на общих работах. В этих колодцах можно найти источники творческой энергии, источники новых сил в борьбе с новыми препятствиями. И образ рублевской Троицы можно прочесть как образ нового человека, переходящего от созерцания к действию, от действия к истощению и от истощения действием к еще большей глубине созерцания и новым чудотворным силам.

Из обсуждения

Цветущая сложность – это выше, чем примитивная цельность

Вопрос: С вашей точки зрения, есть, все-таки, в России самобытное культурное будущее?

Померанц: Есть, если мы сумеем вернуться к тому моменту, на котором мы стояли до 1917 г., когда были сделаны очень важные шаги, чтобы возродить то, что мы с XVII в. потеряли, сумеем возродить понимание огромного духовного богатства...

Вопрос: Считаете ли вы, что этот процесс должна возглавить православная церковь?

Померанц: "В своей речи 8 июня 2000 г. Антоний говорил: “Не теряем ли мы шанс превратиться из церковной организации в церковь? Нам нужны люди, пережившие встречу”. Встречей он называл живое чувство присутствия Бога в мире. “Конечно, не у каждого может быть встреча такая, как у апостола Павла, но какая-то встреча должна быть у каждого. Нам нужны люди, которые пережили встречу, а потом живут, мыслят и действуют свободно”. Дальше он повторил мнение одного богослова, Зернова, что трагедия церкви началась с Вселенских соборов, которые слишком жестко ограничили разницу между истиной и ложью, больше должно быть предоставлено личным поискам человека."

Вопрос: Если остается общий дух или, может быть, общая совокупность святынь, в качестве кандидатов на такие святыни, если позволите, предложить не Христа, Аллаха, Буду, Конфуция, а такие святыни или вечные ценности, как то, что в Библии именуется богом Мамоной, а сейчас на языке политологов именуется личное благополучие, личный успех, такие ценности, как личная безопасность, свобода, демократические процедуры управления обществом, терпимость, веротерпимость, цивилизационная терпимость и т.д., – то, что сейчас некоторыми называется ценностями западной цивилизации, но те ценности, которые подхватываются, развиваются, в частности, и в других нациях. Какое ваше отношение к этому? Не являются ли эти ценности или эти святыни (то, о чем и Фукуяма писал) основой для формирования той самой глобальной цивилизации, где успех разных наций в большой степени предопределяется тем, как различные нации и власти предержащие обеспечивают максимально быстро движение по направлению к этим святыням.

Померанц: Эти ценности – превеликие ценности, но не святыни. Ибо все-таки у человека, даже если он имеет все те ценности, действительно существенные, о которых вы говорили, остаются еще проблемы вечности, смерти, и, по крайней мере, у некоторых людей не угасла способность как-то чувствовать присутствие некого духа, который можно назвать духом бессмертия в смертном мире. Если вы внимательно слушали (хотя вы достаточно внимательно слушали, просто сложно все сразу уловить, а может, даже я говорил об этом в другом месте), проблема в том, чтобы как-то соединить ту открытость сверхценностям, если вы не хотите несветского языка, и открытость светским ценностям, которые вы перечислили. Это разные открытости, и они не должны быть в непримиримом конфликте. Это трудная задача, но она может быть решена

http://www.polit.ru/lectures/2005/11/14/pomerants.html
"История России в свете теории цивилизаций"
Лекция Григория Померанца